Такое недопустимое с обеих сторон ведение партий­ных дискуссий обусловило «глухоту» ее участников. Каж­дая сторона хотела слушать и понимать только «своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались без всякой попытки разобраться в них по существу. Бот наи­более типичный пример одного из заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий судить об ат­мосфере, в которой проходило обсуждение спорных проб­лем не только на этом Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы. Ее участники рассужда­ли широко, не стеснялись обращаться к историческим аналогиям, не раз возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине вопросам. Так, например, Каменев, кри­тикуя резкость претензий большинства ЦК к «объединен­ной левой» оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к оппозиционерам при Ленине, в частности к сто­ронникам «военной оппозиции». Их, заявил Каменев,

никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась на­пряженная борьба.

Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что

вы читаете?»

Каменев: «А вы просто дурак».

Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-ва­шему, все дураки, только вы умные».

Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который научился языку фашистов».

Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»

и т. д.⁴¹

Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии. При этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппози­ции», сторонником которой он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах, в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив Ворошилова, закричал:

«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммуни­стов». Ворошилов: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии...»

Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие канальи здесь?» Ворошилов: «Лад­но, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать». Под­войский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».⁴²

Ясно, что в такой обстановке трудно было найти да­же подобие совместного решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-то пра­вильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве, засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не нахо­дила отклика — не говоря уже о поддержке —у большин­ства ЦК и партии в целом. Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась сугубо как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.

Ссылка и эмиграция.

12 февраля 1929. г. Троцкий направил президен­ту Турецкой Республики заявление: «Милостивый госу­дарь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию».⁴³

Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.

Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате, где продолжает вести оппозицион­ную деятельность. Только за апрель—ноябрь 1928 г. им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он отправил своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.

На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек⁴⁴, из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого приве­ло к результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к оздоровлению внутрипартийного ре­жима, а к еще большему его ужесточению.

В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специ­альный уполномоченный ОГПУ, который вручил Троц­кому ультиматум. В нем содержалось требование прек­ратить руководство «левой»-оппозицией. Троцкий катего­рически отказался его выполнить. В ответ на это 18 ян­варя 1929 г. коллегия ОГПУ приняла .решение выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР лишил его и тех членов его семьи, которые выеха­ли с ним, советского гражданства Началась новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его третья по­литическая эмиграция.

До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.

перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном

из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей жизни—21 августа 1940 г.

В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созда­нию организации, которая должна была притянуть к се­бе всех, кто стоял «левее» коммунистических партии и Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во многие страны письма, в которых призывал единомышленников не падать духом, а попытаться изыскать новые формы работы, среди которых главная—создание «интернаци­оналистской левой оппозиции». «Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошиб­кой оттолкнуть единомышленника, тем более группу еди­номышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий» ⁴⁵,—писал Троцкий в первом номере созданного им «Бюллетеня оппозиции».

В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и идейным убеждениям, роду заня­тий, социальному происхождению и положению людьми, Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме засвидетельствовал ему свою личную пре­данность. Среди них такие, с кем он еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские позиции, например голландка Г. Роланд-Холст и фран­цузский анархо-синдикалист А. Росмер. Среди них оказа­лись выходцы из состоятельных семей, представители средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым расположением Троцкого пользовались мелкобуржуаз­ные интеллигенты. П. Франк, П. Навнль, А. Розенталь и другие. Эта молодежь, вступив на путь политической борьбы, испытывала одновременно тягу к.«левой» фразе и желание участвовать в работе Французской коммуни­стической партии.

Но даже среди этих лип Троцкий находил немного таких, кто бы вполне понижал стоявшие перед «иитерна-ииоиалистскои левой» проблемы. Как впоследствии пи­сал один из старейшин троцкистов США Дж. Хансен, Троцкий не ставил перед своими новыми сторонниками «слишком больших задач, а предпочитал действовать по пословице: «Брать то, что можно». В русском переводе она звучит менее благозвучно, хотя лучше передает смысл: «С паршивой овцы хоть шерсти клок»

В директивных письмах, при личных встречах Троцкий проводил одну и ту же мысль—необходимо присту­пить к созданию троцкистских партий, а там, где они уже имеются, активизировать их деятельность в рабочем дви­жении. Сам Троцкий сконцентрировал свои усилия на создании «левой оппозиции» во Франции.

Его интерес к этой стране не был случаен. Трудно­сти и проблемы, с которыми Троцкий столкнулся при создании левой оппозиции во Франции,—писал историк троцкизма Ж. Ж. Мари,—отражали те трудности и проб­лемы, с которыми ему пришлось столкнуться при созда­нии интернационалистской левой оппозиции в целом». Интерес Троцкого к Франции был продиктован тем, что здесь были сильны позиции мелкой буржуазии. К тому же еще до Октября ему удалось обрести сторонников именно среди леворадикальных деятелей французского рабочего движения, с которыми он близко сошелся при издании в 1915—1916 гг. газеты «Наше слово». Эти-кон­такты Троцкий постарался сохранить и позднее, когда. будучи в Коминтерне, принимал участие в составлении ряда документов, имевших отношение к Французской коммунистической партии.

Питательной почвой для создания троцкистских групп во Франции явилось происходившее после первой миро­вой войны в результате бурного индустриального роста пополнение пролетариата за счет новых рекрутов из про­межуточных слоев. В их сознании сохранялись мелкобур­жуазные пережитки, проявлялось недоверие к рабочему классу, его авангарду—Коммунистической партии. Мно­гие из этих рекрутов были склонны к анархизму. На та­кого рода настроениях и играли французские троцкисты. <Не считая Америки,—указывал журнал «Коммунисти­ческий Интернационал»,—Франция является междуна­родной базой троцкизма»

Здесь с конца 20-х годов возник ряд троцкистских ор­ганизаций. Это—«Пролетарская революция» по главе с А. Росмером и П_Монаттом, «Круг демократов» Б. Супарина, кружок «Против течения» М. Паза, «Ленинское единство» А. Трена, «Классовая борьба» П. Навпля, По своему социальному составу члены этих групп являлись

выходцами преимущественно из мелкобуржуазных слоев интеллигенции. Так, среди 50 членов «Круга демокра­тов» лишь трое были рабочими.

В начале 30-х годов троцкистские группы уже дейст­вовали в США и Германии. Одной из самых многочис­ленных становится «левая оппозиция» в Греции. В ней насчитывалось около 1400 членов. В Испании Троцкий нашел приверженцев в лице полу анархистски настроен­ных деятелей Нина и Андрада. В Китае оппозицию воз­главил бывший секретарь КПК Чон Дусин. Итальянская группа возникла из бывших сторонников Бордиги. Ею руководил Трессо (Бланке), ранее—секретарь одной из окружных организаций ИКП.

В феврале 1933 г. в Париже состоялась первая кон­ференция «интернационалистской левой оппозиции». В принятом на ней итоговом документе «Интернациона­листская левая оппозиция: задачи и методы» отмечалось, что на данном этапе секции оппозиции имелись в девяти странах, причем в семи из них они были созданы лишь за последний, 1933 год. Троцкисты располагали 32 перио­дическими органами печати в 16 странах. Их материалы печатались на 15 языках. Конференция утвердила 11 пун­ктов приема в оппозицию. Среди них были: требова­ние отказа от признания возможности построения социа­лизма в одной стране, в частности в СССР, отрицание достижений в развитии народного хозяйства страны, ост­ро критическая оценка социальной политики ВКП(б) и Советского государства, которая представлялась как по­литика отступления перед капиталистическими элемен­тами, и др.

Факт остается фактом—несмотря на все трудности, Троцкому удалось осуществить задуманное: пусть и не в таких масштабах, как планировалось, но создать груп­пы своих сторонников в ряде стран, которые были в 1938 г. объединены в IV Интернационал, существующий и по сей день.

На пути к созданию троцкистского интернационала Троцкий в многочисленных статьях и книгах («Перма­нентная революция» (1930 г.), «Сталинская школа фаль­сификаций» (1932 г.), «История русской революции» (1931—1933 гг.), «Преданная революция» (1936 г.), «Их мораль и наша» (1938 г.) формирует его идейно-политическую платформу, которую известный на Западе иссле­дователь деятельности Троцкого И. Дейчер назвал «но­вым троцкизмом».

Действительно, в сравнении с 20-ми годами в идей­ном багаже Троцкого появилось немало новых положе­ний и установок. Центральная среди них—борьба про­тив сталинизма. Некоторые троцкистские и буржуазные. исследователи и сегодня убеждены в том, что троц­кизм — это антисталинизм.

В 1932 г. Троцкий писал: «Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав ста­линщину... Надо, наконец, выполнить последний настоя­тельный совет Ленина: убрать Сталина».

15 марта 1933 г. Троцкий направил письмо в Полит­бюро ВКП(б) с призывом «возродить партию». При этом он предлагал собственные услуги, с тем «чтобы переве­сти партию на рельсы нормального развития, без потря­сений или с наименьшими потрясениями». После убийст­ва Кирова Троцкий писал о надвигавшемся на партию кризисе. 30 марта 1935 г. он отмечал: «Что-то у них не в порядке, и притом в большом непорядке; «непорядок» сидит где-то глубоко внутри самой бюрократии, вернее, даже внутри правящей верхушки» ⁴⁶. Троцкий резко кри­тиковал московские процессы, справедливо считал их мистификацией, фикцией, своеобразным способом сведе­ния счетов Сталина и его группы со своими противни­ками.

Судя хотя бы по этим фактам, можно сделать вывод, что Троцкий был не лишен стремления к исправлению положения дел в ВКП(б), стране в целом. Почему же к нему вновь, как и в 20-е годы, не прислушались ни в пар­тии, ни в международном коммунистическом движении? Вопрос далеко не простой.

Нам представляется, что предложенная Троцким программа в условиях 30-х годов ставила фактически те же цели, что и «левая» оппозиция в 20-е годы,— навязать отвергнутые ВКП (б), международным коммунистиче­ским движением троцкистские взгляды и представления о переходе от капитализма к социализму, реализации в СССР социалистической перспективы. Борясь против Сталина, Троцкий, по сути, стремился один «изм»—сталинизм—подменить другим, столь же чуждым лениниз­му,—троцкизмом.

Допускавшиеся группой Сталина провалы в экономи­ческой и социальной политике, нарушения социалистиче­ской законности, репрессии, свертывание внутрипартий­ной демократии и другие негативные явления использо­вались Троцким в качестве доказательства актуальности одного из ключевых положений теории «перманентной революции»—о невозможности построения социализма в одной отдельно взятой стране.

В статье «Новый хозяйственный курс в СССР», справедливо критикуя сталинский авантюризм в экономической политике, Троцкий писал: «Еще и еще раз мы ре­шительно отказываемся от задачи построить в «кратчай­ший срок» национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию, мы связы­ваем неразрывной связью с проблемами мировой рево­люции. Вопросы нашего хозяйства решаются в конечном счете на международной арене».⁴⁷

Своеобразным было и отношение Троцкого к фактам произвола и беззаконий, творимых группой Сталина. Он фактически первым выдвинул положение, смысл которо­го определялся пропорцией—чем больше, тем лучше. «Репрессии будут чем дольше, тем больше выдавать результат, противоположный тому, на который рассчи­таны: не устрашать, а наоборот, возбуждать против­ника, порождая в нем энергию отчаяния» ⁴⁸,—писал Троцкий.

Складывается впечатление, что, приводя на страни­цах «Бюллетеня оппозиции» четырех-, пятизначные циф­ры исключенных в ходе партийных чисток, арестованных, отправленных в ссылку, Троцкий как бы хотел сказать:

«Жми курилка!».

Раскладывая репрессированных по категориям, он с нескрываемым удовлетворением отмечал, что на первое место выходят «троцкисты». «Даже официальная совет­ская пресса последних месяцев,—писал Троцкий в 1933 г.,—свидетельствует о том, что наши единомышлен­ники мужественно и не без успеха найдут спою работу» ⁴⁹. Именно они—а но расчетам Троцкого, их насчитывалось в СССР несколько тысяч—призваны составить ядро но-вон, возрожденной ВКП(б), а ее программой должна стать программа совершения политической революции в СССР.

Выдвижение этой идеи весьма симптоматично. По мере укрепления существовавшего в СССР строя Троц­кий пришел к выводу, что предлагавшейся им ранее по­литики реформ этого строя, центральным пунктом кото­рой было требование устранения Сталина, уже недоста­точно. «Устранение Сталина лично означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из Кагановичей, кото­рого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных».⁵⁰

В книге (1936 г.) Троцкий писал: «Речь идет не о простой замене одной команды руководителей другой. Речь идет об изменении самих принципов управления экономикой и культурой... Нужна вторая революция».

Разумеется, ни от Сталина, ни от других деятелей ВКП(б) и коммунистического движения не укрылся главный смысл «нового троцкизма». Осознание его сущ­ности, казалось бы, давало Сталину шанс для идейного развенчания Троцкого. Сталин, однако, не воспользовал­ся этим шансом. Ему нечего было противопоставить. Ис­поведовавшаяся им концепция социализма, хотя на сло­вах и представлялась претворением в жизнь ленинского плана социалистического строительства, на деле была крайне далека от взглядов Ленина на социализм как об­щество самоуправления трудящихся, развития их иници­ативы и творчества. Сталин на практике. фактически реа­лизовал установки Троцкого начала 20-х годов—создал командно-административную систему, опиравшуюся на насилие и репрессии в отношении всех-классов и слоен советского общества, на внеэкономическое принуждение ряда категорий трудящихся, свертывание социалистиче­ского принципа распределения: «От каждого — по спо­собностям, каждому—по труду», ограничение экономи­ческих рычагов в управлении народным хозяйством, на­саждение культа личности и др.

В результате в идейном отношении критика Стали­ным Троцкого свелась к «войне цитат», навешиванию ярлыков, обвинениям в шпионаже, диверсиях, вредительстве. А в организационном—к физической расправе над всеми, кто подозревался в принадлежности к троцкизму, в том числе и к расправе над их идейным вдохновителем.

В октябре 1936 г. в «Бюллетене оппозиции» утверждалось: «Сталину нужна голова Троцкого — это его главная

цель». Первые признаки готовившейся ликвидации Троцкого дали себя знать уже в 1937 г. В сентябре в Швейцарии, в окрестностях Лозанны, был убит Игнаций Раисе, сотрудник НКВД, симпатизировавший Троцкому. За два месяца до гибели он отправил письмо в ЦК ВКП(б), где призывал к решительной борьбе против сталинизма. «Раисе пал как одни из героев IV Интерна­ционала» ⁵¹,—говорилось в редакционной статье «Бюлле­теня оппозиции».

В конце 1937 г. Троцкий узнал еще об одной жерт­ве—в мае в Испании исчез 34-летний чешский гражда­нин Эрвин Вольф, личный секретарь Троцкого. По всей видимости, в Испании он оказался с целью налаживания контактов с ПОУМ—организацией, деятельность кото­рой хотя и критиковалась Троцким, по своим идейно-по­литическим позициям и методам работы была близкой к троцкистским и анархистским группам. 13 июля 1938 г. в Париже при загадочных обстоятельствах пропал граж­данин Германии Рудольф Клемент, один из технических секретарей IV Интернационала, также бывший в 1933— 1935 гг. секретарем Троцкого.

В том же году в Мехико была -предпринята первая попытка покушения уже на самого Троцкого. На виллу в Койоакане под видом посыльного, принесшего подарок, пытался проникнуть подозрительный человек. Его не пу­стили. Однако «посыльному» удалось скрыться. При этом неподалеку от дома им был оставлен пакет со взрыв­чаткой.

Троцкий понял, что круг замкнулся. Он начал всерь­ез задумываться о самоубийстве. Каждый день начинал­ся им с фразы: «Они нас не убили этой ночью. Они пода­рили нам еще один день».

Убийцей Троцкого стал человек с паспортом на имя канадского гражданина Фрэнка Джексона, он же— бельгийский подданный Жак Морнар, туристом прибывший в США. Однако эти имена, фамилии, гражданство были фальшивыми. Убийцей оказался испанец Рамон дель Рио Меркадер.

Он вошел в доверие к близким друзьям Троцкого, которые и ввели его в дом, Вечером 20 августа 1940 г. Меркадер, до того уже несколько раз посещавший Троцкого, оставшись с ним наедине, нанес ему альпий­ской киркой удар в затылок—настолько сильный, что вмятина в голове составила почти 7 сантиметров. На следующий день Троцкий скончался.

Одним из тех, через кого непосредственно осуществ­лялась операция по ликвидации Троцкого, был полков­ник НКВД Н. Эйтингон. Он завербовал мать Меркаде-ра—Каридад, а с ее помощью привлек к «делу» и сына. В 1939 г. в Париже Эйтингон («незнакомец», по показа­ниям Меркадера в мексиканском суде) вручил ему пас­порт на имя канадца Джексона. Паспорт действительно принадлежал гражданину Канады, но югославу по про­исхождению, Бабичу, погибшему в Испании бойцу ин­тербригад. Подделка паспорта была совершена настолько небрежно—в фамилии Jackson пропустили букву «к»,— что остается только гадать, как ни французские, ни американские, ни мексиканские власти не заинтере­совались личностью «канадца» с таким документом и с такой типично южно-европейской внешностью.

Эйтингон через мать Меркадера передал ему 5 ты­сяч долларов для поездки за океан. В день убийства Троцкого Эйтингон и Каридад ждали Меркадера непо­далеку от виллы в Койоакане, готовые вывезти его по отработанному заранее маршруту. Не получилось. Мер­кадер был задержан на месте убийства и предан суду.

Но они не оставили его на произвол судьбы. Сперва помогли с адвокатами, а после того как суд приговорил Меркадера к высшей по мексиканским законам мере на­казания—20 годам заключения, как могли, облегчали ему отбывание срока.