BRUL (Карл Брюллов - художник и гражданин), страница 2

Крепостной помещика Энгельгардта Тарас Шевченко подростком был отдан в аренду « комнатному живописцу» Ширяеву. Человек ремесленный, он обучался живописному и малярному делу. Помимо склонности к «художествам» Шевченко писал стихи.

Мокрицкий, хорошо осведомлённый о своих земляках, живущих в Петербурге, рассказал Брюллову о талантливом крепостном, который «страдал по прихоти грубого господина». Поддержать его могли только люди влиятельные. Брюллову показали рисунки и стихи юноши. Тем и другим он остался доволен.

Шевченко был приведён в мастерскую художника и настолько заинтересовал его, что Брюллов сам отправился к Энгельгардту, в дом Мелиховых на Молоховую улицу, с ходатайством об отпускной. Но Энгельгардт не был филантропом и так говорил с Брюлловым о своём крепостном, что художник долго не мог забыть эту «свинью в торжковских туфлях». Иначе он Энгельгардта и не называл впоследствии. Впрочем, «свинья» была весьма просвещённой: дом её посещал композитор Глинка.

Гораздо более преуспел в переговорах с Энгельгардтом Венецианов. Со свойственной ему в подобных вопросах деловитостью он сразу узнал цену, за которую помещик не против был отпустить крепостного. Крепостной – обученный, «при доме необходимый», а потому и цена ему была 2500 рублей.

2 апреля 1837 года Мокрицкий записал в дневнике: «После обеда призывал меня Брюллов, у него был Жуковский, они желали знать подробности насчёт Шевченко; слава богу, дело наше, кажется, примет хороший ход…» И далее: «Брюллов начал сегодня портрет Жуковского…»

То, что Брюллов обратился к Жуковскому, не было случайностью. Поэт состоял Почётным вольным общинником Академии, принимал участие в её делах. Положение, которое занимал Жуковский при дворе, также давало основание рассчитывать на действенность его помощи. К хлопотам о Шевченко привлекли и обер – гофмейстера двора графа Матвея Юрьевича Виельгорского, знакомого Брюллову ещё по Италии. Прежде чем начать портрет Жуковского , Брюллов тщательно оговорил с ним и Виельгорским план будущих действий.

Портрет решено было разыграть в лотерею, выпустив билеты на сумму, нужную для выкупа. Портрет должна была выиграть императрица.

Брюллов писал Жуковского у себя в мастерской. Мягкое кресло, книги, картины, беседы с остроумным Карлом Павловичем – всё приводило Жуковского в приятное расположение духа. Он любил бывать у художника. Брюллов также получал удовольствие: он симпатизировал Жуковскому и давно знал его. В 1835 году в Италии он писал его небольшой акварельный портрет, который подарил поэту П.А. Вяземскому.

Живописный портрет рождался также легко и быстро. Мокрицкий сообщает по этому поводу: «В мастерской нашей прибавилось ещё одно прекрасное произведение: портрет В.А.Жуковского – и как он похож! Поразительное сходство с необыкновенной силой рельефа. Сеанс продолжался не более двух часов, и голова, кажется, почти окончена.

Несмотря на кажущуюся лёгкость, Брюллов не сразу пришёл к окончательному варианту. Существует описание первоначального решения композиции, сделанное Мокрицким. На портрете «вы видите дородного мужчину, покойно сидящего в креслах; голова его наклонена вперёд: руки сложены одна на другую выше колен… в правой руке держит он перчатку…». В окончательном варианте перчатки нет. Брюллов убрал её; она отвлекала внимание зрителя от рук, которые играют в характеристике человека не меньшую роль, чем лицо.

Портрет отличался сдержанным коричневатым колоритом и отсутствием эффектов. Последнее шло от самой модели. Созерцательное спокойствие, а не только ум и благородство отличали образ поэта и человека, стремившегося «смягчить, а не тревожить» сердца.

Цель, с которой создавался портрет, держалась в тайне, и лишь когда всё было кончено, заговорили о лотерее. Деятельное участие в ней принимали фрейлина Ю.Ф. Баранова, приятельница Жуковского, и М..Ю. Виельгорский. Как и предполагалось, портрет достался императрице.

Остальное описано самим Шевченко в повести «Художник»:

«Поутру рано получаю я (рассказ ведётся от лица художника Сошенко. – А.К.) собственноручную записку В.А. Жуковского такого содержания:

«Милостливый государь!

Приходите завтра в одиннадцать часов к Карлу Павловичу и дожидайтесь меня у него, дожидайтесь меня непременно, как бы я поздно ни приехал.

В.Жуковский.

Приведите и его ( Шевченко) с собою».

…Ровно в одиннадцать часов явился я на квартиру Карла Павловича, и Лукьян, отворяя мне дверь, сказал: «Просили подождать…» Я не заметил, как вошёл в мастерскую Карл Великий в сопровождении графа Виельгорского и В.А.Жуковского. Я с поклоном уступил им своё место и отошёл к портрету Жуковского… я замирал от ожидания. Наконец Жуковский вынул из кармана форменно сложенную бумагу и, подавая мне, сказал: «Передайте это ученику вашему». Я развернул бумагу – это была его отпускная, засвидетельствованная графом Виельгорским, Жуковским и К. Брюлловым…

В продолжение нескольких дней мой ученик был так счастлив, так прекрасен, что я не мог смотреть на него без умиления. Во все эти дни хоть он и принимался за работу, но работа ему не давалась, и он, было, положит свой рисунок в портфель, вынет из кармана отпускную, прочитает её чуть не по складам, поцелует и заплачет. На другой день часу в десятом утра одел я его снова, отвёл к Карлу Павловичу и, как отец любимого сына передаёт учителю, так я передал его. С того дня он начал посещать академические классы и сделался пенсионером Общества поощрения художников».

В 1845 году Шевченко получил звание художника живописи исторической и портретной. Но более, нежели «художеством», занимался он сочинительством…

Мягкий, чувствительный по натуре, Брюллов счастливо понимал тайну красоты и владел мастерством её воплощения. Его «Итальянское утро» и «Полдень», типы итальянских женщин и русских красавиц полны обаятельной женственности, согретой биением живой и трепетной чувственности. В этом он как бы унаследовал качество греческих ваятелей, для которых, подобно Пигмалиону, в созданном образе читалась иная, внутренняя жизнь, наполнявшая творца всем богатством эмоциональных переживаний. И как у греков совершенство формы не убивало силы эмоционального замысла, так и у Брюллова его классические албанки и трастеверинки живут, молятся, любят, работают, а не просто позируют художнику. Эта сила жизненной правды уводит Брюллова от холодного академизма к подлинно реалистическому и вечно животворному искусству и делает художника близким, нужным и понятным советскому зрителю, ибо наша жизнь полна тоже оптимистическим мироощущением.

ОСОБЕННОСТИ ЦЕЛЕЙ И РЕЗУЛЬТАТЫ

ТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.

После окончания академии Брюллову было предложено остаться здесь ещё на три года для дальнейшего усовершенствования, после чего полагалась шестилетняя заграничная поездка. Но художник отказался от этого предложения, ибо в стенах академии его таланту давно стало тесно.

От ученических лет вместе с другими работами сохранился карандашный автопортрет четырнадцатилетнего художника, очень живо и непринуждённо передающий характер Брюллова – юноши – независимого, уверенного в своих силах, полного чувства собственного достоинства. Таким Карл Брюллов, позволивший себе по выходе из академии сделать дерзкий вызов самому её президенту, оставался всю жизнь, свято оберегая свою внутреннюю свободу.

Вместе со своим братом Александром, архитектором, бывшим на год старше его, Карл Брюллов оставляет отцовский дом, намереваясь самостоятельно зарабатывать на жизнь выполнением портретов. И уже первые годы его работы показали, что русское портретное искусство обогатилось новым ярким дарованием, которому суждено было сказать своё слово в этой области отечественной живописи. Лучшим из дошедших до нас портретов Брюллова этих лет, пожалуй, является изображение актёра А.Н. Рамазанова, подкупающее горячей человечностью, безыскусственностью, жизненной убедительностью и тонкой интеллектуальностью образа.

К лучшим портретам относится портрет Г.И. Гагарина, человека, всесторонне образованного, мецената, тонкого ценителя художеств, к тому же человека добрейшей души. Брюллов выражает бережное и проникновенное. Главные черты, которые художник избирает в его характере – утончённый интеллектуализм, способность глубоко мыслить и чувствовать. Большие внимательные глаза, благородная осанка, правильные черты, спокойное достоинство, чуждое суетности – вот, что прежде всего вычитываем мы из брюлловского портрета. Написан он без всяких декоративных украшений, в сдержанной гамме, но в этих строгих пределах художник сумел блеснуть безукоризненной точностью рисунка: блестяще написанным мехом воротника, в пышной мягкости которого тонет бледное матовое лицо. Портретом Гагарина Брюллов начинает галерею камерных психологических изображений людей с богатой и сложной внутренней жизнью. Этому типу портрета художник сохранит верность до последнего часа жизни. Вместе с тем параллельно в его творчестве развивается жанр портрета – картины. Среди них нередки холодные, помпезные, типично заказные полотна, изображающие людей, внутренний мир которых либо неинтересен, либо чужд художнику.

Этим, видимо, отличались и другие портреты современников, написанные Брюлловым на родине, а также по пути в Италию, когда по болезни ему пришлось на четыре месяца задержаться в Мюнхене, где он очень скоро прославился своим искусством и сумел получить заказы от видных представителей баварской знати и местного двора.

Желающих портретироваться у Брюллова было так много, что иные почитали его согласие за великую честь.

Более сотни людей различных слоёв общества, разных характеров, разных национальностей вошли в эту портретную галерею. Кого здесь только нет! Русские художники и архитекторы – Сильвестр, Щедрин, И.Н. Горностаев, Ф.Л. Бруни, К.А. Тон, П.В. Басин. Русские писатели и общественные деятели В.А. Жуковский, братья Александр и Сергей Тургеневы, князь П.П. Лопухин, граф Матвей Виельгорский. Итальянская интеллигенция – писатели и общественные деятели Франческо Гверацци и Джузеппе Капечалатре, певицы Джудита Паста и Фанни Персиани, скульптор Чинчиннато Баруцци. Русская знать – Анатоль Демидов, великая княгиня Сиепа Павловна, принц Мекленбургский, графиня Орлова – Довыдова и, наконец, люди близкие и милые сердцу – семейство русского посланника при Тосканском дворе князя Г.И. Гагарина, графиня Юлия Самойлова, княгиня Зинаида Волконская, семья Миланского купца Мариетти, брат Александр.

Как ни различны все эти люди по рождению, по судьбе, - под кистью Брюллова многие из них получают черты некоторой общности. Если сказать языком житейским, почти все герои его «симпатичны», привлекательны. Они покоряют либо совершенной красотой, либо напряжением интеллектуальной, духовной жизни. В некий счастливый момент их жизни изображает Брюллов своих героев.

В Риме Карл Брюллов быстро сумел стать душой общества не только среди русских «артистов», как тогда называли художников и скульпторов, но и более широкого круга русской дворянской и разночинной интеллигенции, оказавшейся по тем или иным причинам на берегах Тибра.

Знание немецкого и французского языков, а также быстрые успехи в итальянском, на котором Карл Брюллов вскоре мог изъясняться и писать совершенно свободно, способствовали тому, что в отличие от многих других русских художников он установил тесные связи и с интернациональными кругами «артистов», и с итальянской интеллигенцией.

Жил Карл Брюллов вместе со своим братом Александром, как и большинство русских художников, в районе нынешней улицы Систина, неподалёку от Квиринальского дворца.

Братья Брюлловы были направлены за границу русским Обществом поощрения художников, которое и выплачивало им стипендию, на тогдашнем языке – пенсию.

По прибытии в Рим Карл Брюллов с присущей ему страстью принялся за работу. Он пишет копии с картин художников Возрождения, этюды с натуры, внимательно изучает богатейшее классическое наследие Рима.

Но пройдёт много времени, пока Брюллов сочтёт себя созревшим для большого полотна, которое позволит во всей полноте выразиться его мастерству и таланту. Вооружённый громадными знаниями, смело берётся он за исполнение величавого замысла и начинает готовится к своей знаменитой картине «Последний день Помпеи».

Успех картины при её первом появлении на свет был ошеломляющим.

Древняя Помпея вновь увидела солнце в середине восемнадцатого века.

Почти восемнадцать столетий прошло со дня, когда пробудился вулкан Везувий и пеплом, пламенем, раскаленными камнями сжег и засыпал Помпею. Весть о гневе богов облетела Италию. Родственники погибших приезжали сюда и в ужасе смотрели на мёртвое поле пепла, под которым был похоронен не человек – город. Они вдыхали запах серы и не смели поднять горсть пепла – он им казался самим божьим гневом…

Потом Помпею забыли. Над нею, подобно облакам, проплывали века.

В начале девятнадцатого века археологи окончательно удалили камни и слежавшийся пепел. Они раскрыли дома, улицы, фонтаны, статуи.Затаив дыхание, они осторожно снимали прах с костей погибших. Рядом с ними лежали вещи: богатые спасали украшения, бедняки – хлеб. До последней секунды матери укрывали собою детей, мужья – жен. По статуям, по пересохшим фонтанам, по росписям на стенах домов археологи читали историю гибели городов, и снова весь мир заговорил о Помпее.

Путешественники бродили по улицам, на которые почти две тысячи лет не ступала нога человека. И вместе с ними, трепеща от волнения, от чуда воскрешения из небытия целого города, шёл молодой русский художник Карл Брюллов. Никто не мог так, как он, увидеть Помпею: русская школа живописи дала ему удивительное зрение. То, что другие, увидев, быстро забывали, его « зрячий глаз» запечатлевал навсегда. Воображение помогло ему увидеть город не мертвым, аккуратно очищенным археологической лопатой и щёткой от пепла, а живым, борющимся.