4.Глава 2. Мы и Они (З. Бауман - Мыслить социологически)

Глава 2Мы и ОниАдам Смит, чуткий наблюдатель парадоксов социальной жизни, заметилоднажды, что в цивилизованном обществе человек во все времена нуждается всотрудничестве и помощи огромного количества людей, тогда как всей его жизниедва хватает на то, чтобы приобрести дружбу лишь нескольких из них.Представьте себе неисчислимое множество не известных вам людей, чьядеятельность необходима, чтобы сделать вашу жизнь такой, какова она есть (и тех,благодаря труду которых вы ежедневно имеете тарелку каши; и тех, кто следит засостоянием шоссе, чтобы вы могли развить скорость 70 миль в час, не опасаясьпопасть в яму за углом; и тех, кто, подчиняясь правилам общежития, дает вамвозможность гулять по улицам, не опасаясь нападений, или вдыхать воздух, не боясьбыть отравленным токсичным дымом).

Представьте себе все множество людей, незнакомых вам, но тем не менее налагающих ограничения на вашу свободу выборапредпочтительного для вас образа жизни (тех, кто хочет иметь те же вещи, что и вы,но тем самым позволяет торговым компаниям поддерживать высокие цены; тех, ктосчитает роботов более выгодными, чем живые работники, но тем самым уменьшаетваши шансы найти подходящую вам работу; те, кто, будучи занят своимисобственными делами, загрязняет воздух, производит шум, забивает дороги,отравляет воду, и вы не можете избежать этого). Сравните эти огромные массылюдей с кругом ваших знакомых, которых вы можете узнать в лицо и чьи именапомните.

Вы, конечно же, обнаружите, что среди всех, кто оказывает влияние навашу жизнь, люди, которых вы знаете или о которых вы слышали, составляют лишьмалую часть тех, кого вы никогда не встречали и о ком никогда не слышали.Насколько мала эта часть, вы никогда не узнаете...Когда я думаю о них, представители человеческого рода (в прошлом,настоящем или будущем) являются предо мной в самых разных качествах.Некоторых я встречаю довольно часто и потому, как мне кажется, знаю близко; мнедумается, я знаю, чего от них можно ожидать, а чего нельзя; знаю, как мнеудостовериться в том, что я получаю от них именно то, чего жду и хочу; знаю какмне убедиться в том, что они реагируют на мои действия так, как я того хочу.

Сэтими людьми я взаимодействую; я вступаю с ними в общение, коммуникацию: мыговорим друг с другом, делимся знаниями и обсуждаем интересные для нас вещи внадежде на взаимопонимание. Некоторых других я встречаю лишь изредка; мывидимся главным образом при особых обстоятельствах, когда я или этот другойчеловек хочет получить или обменяться особыми, специфическими услугами(например, я редко встречаю своего учителя помимо лекций и семинаров; я вижуопределенного продавца, только когда покупаю соответствующие продукты; явстречаюсь со своим дантистом, по счастью, очень редко, когда мои зубы нуждаютсяв лечении). Мои отношения с этими людьми можно назвать функциональными.

Вмоей жизни эти люди исполняют какую-либо функцию; наше взаимодействиесводится к определенным аспектам моих (и, как мне кажется, их) интересов идеятельности. В большинстве случаев меня вовсе не интересуют стороны личностидругого, не связанные с выполнением функции, которую я от него ожидаю. Поэтомуя не спрашиваю, например, о семейной жизни продавца, об увлечениях дантиста и охудожественном вкусе моего преподавателя политологии. Но и сам, в свою очередь,рассчитываю на подобное отношение с их стороны. Любые расспросы напосторонние темы я буду расценивать как бесцеремонное вмешательство в моиличные дела, которые их не касаются.

А если бы такое вмешательство и произошло,то я счел бы себя вправе сопротивляться ему, поскольку это было бы оскорблением инарушением неписаных правил наших взаимоотношений, которые являются не болеечем обменом особыми услугами. Наконец, некоторых людей я вообще едва ливстречаю. Я знаю о них, об их существовании, но поскольку они не имеют прямогоотношения к моим повседневным делам, я не воспринимаю всерьез возможностьнепосредственного общения с ними.

Фактически, я крайне редко вспоминаю о них.Альфред Шутц, немецко-американский социолог, основатель так называемойфеноменологической школы в социологии, предположил, что с точки зрения любогоиндивида всех других людей можно представить в виде некоего непрерывного(связанного) множества — континуума, измеряемого социальной дистанцией,которая возрастает по мере того, как социальное взаимодействие сокращается посодержанию и интенсивности. Принимая себя (“эго”) за отправную точку в этомконтинууме, я могу сказать, что те, кто расположен ко мне ближе всех, — это моисотоварищи (сообщники) — люди, с которыми я действительно нахожусь внепосредственном взаимодействии, что называется, лицом к лицу.

Они — лишьнебольшая частичка огромного сектора, который занимают мои современники —люди, живущие в то же время, что и я, и с кем я, по крайней мере, потенциально могуустанавливать непосредственные отношения. Конечно, мой практический опытобщения с современниками может меняться. Он все время варьирует отперсонализированного (персонифицированного) знания отдельных людей до знания,ограниченного моей способностью относить людей к определенным типам, самоебольшее — к некоторым категориям людей (пожилым, черным, евреям,латиноамериканцам, богатым, футбольным фанатам, солдатам, бюрократам и т.п.).Чем дальше отстоит от меня данная точка континуума, тем более обобщенным,типизированным является мое представление о людях, обозначенных ею, равно как имоя реакция на них, т.е. мое мысленное отношение к ним, если мы не встречаемсянепосредственно, или мое практическое поведение, если я с ними общаюсь.

Кромемоих современников, однако, есть еще (по крайней мере на моей мысленной картечеловечества) мои предки и мои потомки. Они отличаются от современников тем,что мое общение с ними неполно, односторонне, и ему суждено остаться таким,возможно, навсегда. Предки могут передать мне послания (мы склонны называтьтакие послания традицией, сохраненной исторической памятью), но я не могу наних ответить. С потомками, напротив, все обстоит иначе: вместе с моимисовременниками я оставляю им послания, содержащиеся во всем, что мы совместноили индивидуально построили или написали, но я не жду ответа от них.

Заметим, чтони одна из названных категорий людей не закрепляется раз и навсегда. Они имеют“пористые” (как губка) границы: отдельные люди могут менять и меняют своеместоположение, перемещаясь из одной категории в другую, двигаясь ближе к моейточке континуума или дальше от нее, превращаясь из современников в предков илииз потомков в современников.Два типа близости — духовная и физическая — не обязательно пересекаются.В густо населенных районах, подобных городским центрам, мы на какое-то времяоказываемся физически близкими к огромному количеству людей, с которыми,однако, не чувствуем почти никакой духовной связи; как мы увидим в главе 3, вспрессованном пространстве города физическая близость существует одновременно сдуховной отдаленностью (действительно, жизнь в городе требует владения сложнымискусством “нейтрализации” влияния физической близости, иначе она повлечет засобой духовную перегрузку и навяжет нам моральные обязательства, слишкомобременительные для нас; все городские обитатели прекрасно владеют этимискусством).

Духовная или нравственная близость заключается в нашей способности(и готовности) испытывать чувство товарищества: воспринимать других людей каксубъектов наравне с собой, с их собственными целями и правом добиваться этихцелей, с их эмоциями, подобными нашим, и такой же способностью испытыватьнаслаждение и страдать от боли. Чувство товарищества обычно предполагаетэмпатию, т.е. способность и готовность поставить себя на место другого человека,посмотреть на вещи глазами другого.

Она также сопровождается способностью ксочувствию — умению радоваться удачам других и печалиться их бедами. Этот типчувства товарищества является наивернейшим признаком (а фактически — смыслом)духовной и моральной близости, которая угасает, иссякает по мере отдаления.Из всех различий и разделений, позволяющих мне наблюдать “перерывыпостепенности”, воспринимать различия там, где иначе мог быть плавный переход,подразделять людей на категории в зависимости от их отношения и поведения, одноразличие проявляется сильнее и больше влияет на мои отношения с другими, чем всеостальные, которые я представляю себе и воспроизвожу в своем поведении, —различие между “мы” и “они”. “Мы” и “они” — это не определения двух отдельныхгрупп людей, а названия различия между двумя совершенно разными отношениями:эмоциональной привязанностью и антипатией, доверием и подозрительностью,безопасностью и страхом, общительностью и неуживчивостью.

“Мы” — группа, ккоторой я принадлежу. Я хорошо понимаю, что происходит внутри группы, ипоскольку я это понимаю, я знаю, как мне действовать дальше, чувствую себяуверенно, как дома. Группа является, так сказать, моим естественным окружением,местом, где мне нравится бывать и куда я возвращаюсь с чувством облегчения.“Они”, напротив, — это та группа, к которой я не могу или не хочу принадлежать.Мое представление о происходящем в ней весьма смутно и отрывочно, я плохопонимаю ее поведение, поэтому ее действия для меня большей частьюнепредсказуемы и отпугивают. Я склонен думать, что “они” отплатят мне за моенедоверие и опаску той же монетой, ответят на мою подозрительность тем, что затаятна меня не меньше обиды, чем я могу затаить на них. Поэтому я ожидаю, что онибудут действовать вопреки моим интересам, будут стараться причинить мне вред исодействовать моей неудаче, что они порадуются моему несчастью.Различие между “мы” и “они” в социологии часто представляется какразличие между внутригрупповыми и межгрупповыми отношениями.

Эта парапротивоположных отношений неразделима: не может быть внутригрупповых чувствбез межгрупповых отношений, и наоборот. Две стороны, два участника даннойконцептуально-поведенческой противоположности дополняют и обусловливают другдруга: только благодаря ей они вообще имеют какой-либо смысл. “Они” — это не“мы”, и “мы” — это не “они”; что такое “мы” и “они”, можно понять, толькорассматривая их вместе, во взаимном конфликте. Я рассматриваю мою группу как“мы” только потому, что некоторую другую группу рассматриваю как “они”. Двепротивоположные группы размещаются на моей мысленной карте мира на разныхполюсах антагонистических отношений; этот антагонизм делает обе группы“реальными” для меня, а также удостоверяет их внутреннюю согласованность,которую я у них предполагаю.Противостояние (оппозиция) — прежде всего орудие, используемое мною длятого, чтобы очертить мой мир (мой принцип классификации, схему, приписывающуюдругим их места на моей карте разделенной вселенной).