Константин Николаевич Леонтьев

ЛЕОНТЬЕВ, КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

(1831–1891)

Русский философ, писатель, публицист. Родился 13 января 1831 в с.Кудиново Калужской губернии. В 1850–1854 учился на медицинском факультете Московского университета. В 1854–1856 в качестве военного врача участвовал в Крымской войне. Уже в молодости Леонтьев приобрел известность как писатель, его повести и романы часто печатались в журналах. В 1863 Леонтьев был назначен секретарем посольства на о. Крит и находился на дипломатической службе до 1871, когда, пережив духовный кризис, принял решение постричься в монахи. Леонтьев часто бывал в Оптиной пустыни, на Афоне, однако монахом стал только перед самой смертью. Умер Леонтьев в Сергиевом Посаде 12 ноября 1891. Основные религиозно-философские идеи Леонтьева нашли отражение в его работах: Византизм и славянство, Племенная политика как орудие всемирной революции, Отшельничество, монастырь и мир и др. Эти работы составили содержание книги Восток, Россия и славянство (1885–1886).

Леонтьев испытал существенное влияние идей Данилевского и называл себя идейным консерватором. К тем ценностям, в которые Леонтьев верил и считал, что они нуждаются в защите, следует отнести византийско-православное христианство, прочную монархическую государственность и «цветущую сложность» культурной жизни в ее национальных формах. В целом принимая предложенную Данилевским циклическую модель исторического процесса, Леонтьев подчеркивал естественно-органический характер исторического развития. Он писал о «триедином универсальном процессе», имеющем место в природе и обществе.

Главным произведением, вошедшим в новый сборник, является философский трактат "Византизм и славянство" - самое знаменитое произведение Леонтьева.

Византизм, по Леонтьеву, ведет к "цветущей сложности". Он считал, что любой культурно-исторический организм проходит три стадии:

а) первичной простоты, первоначального младенческого состояния несформированности внутренней структуры и нерасчлененной целостности; (период раннего средневековья, варварских королевств, выросших на развалинах Римской империи)

б) цветущей сложности; (XV-XVII столетия)

в) вторичного смесительного упрощения, стадии предсмертного существования, когда выравниваются индивидуальные и социально-политические различия и сглаживаются все крайности, распадаются структурные связи и происходит смесительное уравнивание людей; за этой стадией следуют уже распад и гибель. (XIX век)

За образом "цветущей сложности" видится Древо Жизни, ветки которого гнутся от плодов и цветов, многоплодие и пестрое многообразие культурных, политических, национальных и социальных форм.

В 18 в. Европа, по Леонтьеву, вступила в последнюю стадию. В эпоху Просвещения и Великой Французской революции на Западе утверждается идеология равенства и начинается «эгалитарный процесс», который «везде разрушителен», он направлен на разрушение порядка, деградацию общества, ниспровержение государственных, религиозно-церковных и социальных устоев. Люди, в безумной жажде немедленных демократических свобод и уравнительных прав, повсюду вступают за них в борьбу, проникаясь ненавистью и злобой. В этой борьбе теряются выработанные длительным культурным развитием умения, сложные чувства, высшие понятия. На смену им приходят примитивные идеи. Идет процесс упрощения, при котором и государство, и его граждане, и культура в целом деградируют и теряют индивидуальность: «Все либеральное бесцветно, общеразрушительно, бессодержательно в том смысле, что оно возможно везде».

Леонтьев с тревогой думал о будущем России, считая, что после Крымской войны и реформы 1861 эгалитарная буржуазность начала утверждаться и в российском обществе. В отличие от Данилевского он с большим сомнением относился к идее объединения славянства, опасаясь, что более тесный союз с западными славянами, уже зараженными духом «эгалитаризма», может принести России больше вреда, чем пользы.

Выдвигаемые Леонтьевым идеи цикличности развития находились в прямом противоречии с популярными в то время концепциями прогресса.

Сторонники прогресса трактовали историческое развитие как поступательное движение общества от низших ступеней к высшим, к достижению материального благополучия, всеобщего гражданского равенства и демократических свобод. Цель прогресса – счастье всего человечества. Для обозначения процесса реализации этих идей Леонтьев употребляет понятие «эгалитарно-либеральный», т. е. «уравнительно-освободительный» прогресс. Понятие эгалитарно-либерального прогресса у него двойственно: в одной формуле объединены стремление к свободе и стремление к равенству. Идеи прогресса, понимаемого как движение ко всеобщему благу, рассматривались К. Леонтьевым как иллюзорные. К.Н. Леонтьев констатирует, что эгалитарный (уравнительный) прогресс приводит к потере человеческой индивидуальности. Приемы прогресса могут быть сложными, но конечная цель его проста и груба:

«Цель всего – средний человек, буржуа, спокойный среди миллионов таких же средних людей, тоже спокойных».

Процесс исторического развития, по Леонтьеву, ничего общего с западноевропейскими теориями прогресса не имеет. Развитие даже по нисходящей линии есть естественный упорядоченный процесс.

К.Н. Леонтьев высмеивает и претензии сторонников прогресса на построение счастливого будущего. Он пишет о том, что глупо и стыдно людям, называющим себя реалистами, верить в такую нереализуемую вещь, как счастье человечества. Как органическая природа живет разнообразием, антагонизмом и борьбой, обретая в этом единство и гармонию, так и человеческое общество не может основываться только на счастье и добре. Жизнь с необходимостью включает в себя горе и страдания, которые сопровождают историческое бытие каждого народа со времени возникновения его государственности и до его разложения и гибели. Любая же попытка реализации идеи всеобщего счастья на практике не может принести народу ничего другого, кроме неисчислимых страданий. К.Н. Леонтьев замечает, что поступательное движение человека к счастью, может привести к прямо противоположному результату, «к безвозвратному падению в страшную бездну отчаяния».

Из работы «Византия и славянство» :

Россия для того, чтобы уберечься, выжить и жить полноценной жизнью должна опереться на мощную строгую суровую власть в виде самодержавия. Для того же ей нужна самостоятельная, свободная духом и ни на кого не оглядывающаяся церковь. Третье: крепкая прочная на патриархальный лад налаженная семья. И последнее: цветущая многообразная поддерживающая себя во всех проявлениях во взаимосовершенствующихся частях культура, цветущая сложность.

Судьба России – судьба отдельно идущей своим путем страны. Не имея вышеперечисленного Россию ждёт трагедия.

К.Н. Леонтьев был убежден в том, что демократия никогда не впишется в систему государственного устройства России, она его разрушит.

«Правые стоят за монархию, левые за конституцию. Запомните, если не будет монархии, не будет и России: только монархический строй дает прочность России. При конституции она развалится по частям».

Не нужно строить иллюзий, предупреждает Леонтьев, в отношении демократии и свободы, чуждых русской государственности: порядок в ней держится исключительно самодержавным деспотизмом и централизмом. К тому же народ, живший столетия в условиях деспотизма, впитавший в себя чувства ненависти, страха, скорби, при разрушении принудительных начал становится неуправляемым. Такой народ опасен для всех, в том числе и для себя. Россию ждет анархия и гражданская война.

Не менее катастрофический вариант просматривается Леонтьевым и при попытке воплощения в жизнь социалистических учений. Видя нарастающую силу революционного движения, он делает предположение о том, что социалистического будущего России избежать не удастся:

«Социализм, т. е. глубокий и отчасти насильственный экономический и бытовой переворот, теперь, видимо, неотвратим, по крайней мере для некоторой части человечества».

Рассматривая перспективы социализма, К.Н. Леонтьев сравнивает его с ранним христианством. Социалистические идеи, по его мнению, ненаучны и являются какой-то непонятной разновидностью религиозно-политического радикализма. Они становятся популярными и привлекают к себе, как привлекали идеи раннего христианства периода мученичества. Секрет их привлекательности в том, что эти новые, не испытанные на практике идеи сулят быстрое и простое решение всех социальных проблем. Их гибельные последствия сразу не видны. Пока, в XIX в., социалистические идеи распространяют социалистические пророки, но придет XX в., и социалистических пророков сменят социалистические диктаторы. Великие диктаторы могут появиться только на почве социализма, а сам социализм будет оформлен как государственная религия.

Что может спасти Россию? И возможно ли вообще ее спасение? В поисках выхода он пришел к мысли о «реакционно-прогрессивном движении» – парадоксальной, но диалектической идее. Возвращение к прошлому невозможно. Следовательно, нужно идти вперед. Но как? Не путем отрицания начал национальной культуры и государственности, как предлагают либерально-демократические и социалистические учения, а «прогрессивно-охранительным» путем: «то есть проповедовать движение вперед на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе, как посредством сильной власти и готовностью на всяческие принуждения».

На месте стоять нельзя, заключает К. Леонтьев. Хотя нельзя восстановить то, что уже по существу своему утрачено, но можно и должно одной рукой, охраняя и утверждая святыню церкви, могущество самодержавной власти, другою двигать нацию вперед:

«Необходимо вступить решительным и твердым шагом на путь чисто экономических, хозяйственных реформ, необходимо опередить в этом отношении изнеженную духом Европу, стать во главе движения... из последних стать первыми в мире!»

Предсказания Леонтьева оказались в большей степени правильными, нежели ошибочными. Ненастье XIX столетия вылилось в бурю XX столетия: западная цивилизация в страшных корчах убивала на протяжении двух мировых войн всё лучшее, что в ней было. Константин Николаевич если в чём-то и ошибся, то в масштабе катаклизма. Недооценил. Ведь его всё больше интересовала Россия, а не весь мир. Уже после смерти Леонтьева, вся планета оказалась под политическим и духовным влиянием агонизирующей цивилизации, а не один лишь московско-петербургский уголок Евразии. Вся планета пострадала от "вторичного упрощения".

Российская цивилизация ненамного моложе, её кончина тоже не за горами. Для Леонтьева эпоха, в которой он жил, ассоциировалась с глобальным цивилизационным ненастьем. Его хроника "начала зимы" в Европе и "конца осени" в России наполнена яркими иллюстрациями "вторичного упрощения".